Пригожин ушел, а заключенные остались. Что с ними делать?
Публицист Миронова: нужно решить, что делать с помилованными после СВО зэками
Следственный комитет сообщил, что молекулярно-генетические экспертизы помогли установить личности всех людей, которые находились в самолете, потерпевшем крушение 23 августа в Тверской области. Среди них — основатель ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин. Поскольку его смерть подтверждена, встает вопрос: кто теперь будет отвечать за заключенных, помилованных после участия в российской спецоперации? Подробнее об этом — в колонке публициста Анастасии Мироновой для «360».
Далее — прямая речь.
Эксперты сообщили: в самолете, разбившемся 23 августа в Тверской области, был Евгений Пригожин. Помимо всего прочего, это означает еще и то, что ушел человек, который выводил заключенных из колоний в прямом смысле под личную ответственность.
Пригожин сначала обещал, что не будет брать в ЧВК осужденных насильников и убийц. А когда все же начал брать, рассказал нам о пользе убийц на СВО: они, дескать, стоят трех-четырех мобилизованных и вряд ли переживут боевые действия. Но случилось непредвиденное: мобилизованные до сих пор на фронте, через Пригожина же успели вернуться с фронта домой те самые убийцы и насильники.
Среди них оказались известные по громким уголовным делам люди: черный риелтор, убивший семью из четырех человек и севший лишь в 2021 году, и убийца из родительского чата в Волгограде — за убийство отца школьницы, с которым сестра фигуранта поссорилась в чате. Он сел в сентябре 2022 года, через полгода уже вышел, пошел на СВО.
Когда таких историй стало много, Евгений Пригожин объявил, что лично будет контролировать этих людей на свободе и в случае проблем с ними население может обращаться на горячую линию «Вагнера». Пригожина больше нет.
Кто теперь будет заниматься судьбой помилованных через СВО заключенных, сколько их вообще и какие у государства на их счет планы? Что, в принципе, и власть, и общество предпринимают уже сейчас, чтобы в будущем адаптировать и устроить вернувшихся с фронта ветеранов? Речь обо всех сотнях тысяч, которые после боевых действий снова окажутся на гражданке. Но в особенности, конечно, интересно, что будет с заключенными. И теми, кто успел выйти, и теми, кто вернется на свободу по окончании военной спецоперации.
Ошиблись
Очевидно, что государство осознало ошибку, которая привела к шквалу новостей о выходе на свободу таких вот преступников. Это не единичные случаи: их оказалось много, они вселили в общество страх и раздражение. Потому что, во-первых, обещанная Пригожиным система контроля не работала — мы уже видели новости о преступлениях, совершенных заключенными из «Вагнера».
Я лично, имея такого проблемного соседа, обращалась на горячую линию — мне никто не ответил. Тогда я поняла, что надо обращаться к Пригожину публично, через СМИ, и лично, через «Конкорд», а заодно проверить, работает ли его обещание контролировать выпущенного из бутылки джина.
Но так как в те недели были самые горячие бои за Артемовск, я решила, что моя проблема подождет, обращусь летом. А летом был поход на Ростов, и теперь вот — экспертиза подтвердила гибель.
Так что я конкретно осталась в убежденности, что никакой системы контроля выпущенных заключенных у Пригожина не было, он не мог ничего предложить населению, что смогло бы его успокоить. Намекал, что будет расправляться с плохо ведущими себя после боевого помилования зэка (что само по себе чудовищно), но в итоге они оказались бесконтрольными.
Именно Евгений Пригожин был самым ярким апологетом массового помилования заключенных, он персонально отвечает за то, что не только вербовал на зонах, но и старался усыпить бдительность общества разговорами о том, будто один заключенный стоит нескольких мобилизованных, что если не заключенные, то воевать пойдут «ваши мужья и дети».
Но добропорядочные мужья и дети как воевали, так и воюют — что мобилизованные, что контрактники МО. Многие заключенные Пригожина давно вышли, отслужив в его ЧВК несколько месяцев и тем самым скостив себе 5-10 и даже 20 лет зоны.
Сначала Пригожину запретили отпускать заключенных по истечении коротких контрактов, а затем — запретили набирать их в ЧВК в принципе. Минобороны тоже вербует заключенных, в частности в отряд «Шторм Z», но теперь правила другие: их берут «на всю дорогу», то есть под обязательство по истечении срока контракта подписать новый. В этом я вижу раскаяние государства и признание ошибки.
Потому что вышло через СВО зеков немало, контролировать их не удается. А главное, их пример породил огромное и справедливое недовольство среди семей кадровых военных и мобилизованных, которые видят, что убийца четырех человек уже вернулся и отдыхает в Турции, а бойцы ВС России до сих пор на фронте и могут рассчитывать разве что на короткий отпуск.
Фактор заключенных дестабилизировал ситуацию, породил острое ощущение несправедливости. Полагаю, что прежде всего по этой причине заключенных перестали выпускать с СВО.
Где они и сколько их?
Но что делать с теми, кто уже вышел? Сколько их вообще вышло? Читаем у Пригожина про потери за 224 дня «артемовской операции»: «За время ведения операции я выбрал 50 тысяч заключенных, из которых погибли около 20%. Их погибло ровно столько же, сколько и тех, кто пришел к нам по контракту, без зон, имеется в виду».
Здесь сразу два шокирующих сообщения.
Первое: где-то находятся 40 тысяч заключенных, вышедших только из боев за Артемовск. Второе: их погибло столько же, сколько обычных контрактников «Вагнера».
Но постойте, нам же говорили, что заключенные идут в штурмовики, воюют в адских условиях, настолько страшных, что полгода равны 20 годам заключения, которые скостили, к примеру, убийце четырех человек. Нам говорили, что справедливость наказания остается: человек искупает вину в страшных боях, полгода за 20 лет. Получается, это неправда, они воевали в тех же условиях, что законопослушные наемники, никого в мирной жизни не изнасиловавшие и не зарезавшие.
Впрочем, оставим разговоры о справедливости. Пригожина нет, к тому, чтобы государство приносило гражданам извинения за свои ошибки, мы непривыкшие. Так что единственное, что мы сейчас можем, — сосредоточиться на решении проблемы.
Для начала хотелось бы от государства услышать, сколько же таких заключенных успели выйти на свободу и покинуть СВО, сколько их из ЧВК ушли в ВС России (последнее фигурировавшее число — десять, якобы именно столько вагнеровцев подписали контракт с МО), сколько вагнеровцев из числа зэка осталось, где и на каких условиях они служат или расквартированы, кто будет отвечать за надзор над ними, если с них снимают судимости.
Выйти успели все же далеко не все. Вряд ли 40 тысяч бойцов со спецжетонами, выживших под Артемовском, уже среди нас.
В общество вернулись лишь те, кто был завербован в первые волны и успел проскочить через лазейку, которую, если судить по обрывочным сообщениями СМИ, с начала этого года стали прикрывать.
Было бы здорово, если бы государство нашло в себе силы и сообщило, сколько «пригожинских» заключенных вне лагерей и где они все. Ну и рассказало бы, сколько помилованных заключенных сейчас воюет по линии Минобороны. Это первое.
Кто отвечает?
Второе: государству следует обнародовать ясный алгоритм надзора за такими бывшими зэка и убедить население, что они останутся под контролем, что не получится как с Пригожиным, пообещавшим отвечать за каждого, и не ответившего, даже когда был жив.
Для начала неплохо бы разъяснить, попадают ли помилованные под надзор участковых. Если с зоны возвращается обычный сиделец, участковый берет его на контроль.
Но про вагнеровцев из колоний говорили, что даже судимости их запрещено упоминанть. Каков их статус на воле? Те же участковые хотя бы знают, кто к ним приезжает?
Третье: хотелось бы услышать от государства, есть ли у него план устройства жизни десятков тысяч заключенных, которые пока остаются на СВО в других ЧВК или в ВС России? Вопрос больной, общество хочет знать, что государство намерено предпринимать дальше. Просто их всех потом в общество вернуть? Может, компромиссом будет создать в армии больше штатных единиц, чтобы они оставались и после СВО в российской армии, при работе, и под контролем?
Вполне вероятно, что именно по этому пути идет Минобороны, раз сообщалось, что оно предлагает помилованным заключенным подписывать и продлять контракты общим сроком на несколько лет. Я так понимаю, предполагается, что по окончании спецоперации заключенные останутся в армии.
Это было бы хорошим решением, потому что просто брать и выпускать на свободу тех же убийц, которые не отсидели даже и десятой части своего срока, и несправедливо, и небезопасно. В армии они были бы под надзором и при деле.
Новые коммандос
Вот это «при деле» может оказаться даже важнее надзора. Куда пойдут на воле бывшие заключенные? Большинство вернется в свои города, где про них все знают, сложно будет найти новую хорошую работу с высоким социальным статусом. А ведь придут люди, которым на фронте говорили, что они лучшие, герои.
Это проблема не только бывших заключенных. Множество ветеранов не смогут найти себя на гражданке: бизнесмены, ушедшие добровольцами или по повестке, упустят время и не все сумеют восстановить бизнес. Специалисты могут попросту потерять свое рабочее место: за время их отсутствия многие предприятия элементарно закроются, реорганизуются.
Нас ждет возвращение сотен тысяч ветеранов. Даже если найти себя в мирной жизни не сможет каждый пятый, это до 100 тысяч человек. Огромное число, если речь идет о сотне тысяч ветеранов с боевым опытом, и мизерное, если говорить о числе дополнительных мест в армии.
Может, решением проблемы устройства ветеранов и надзора за помилованными стало бы создание в армии новых штатных единиц, чтобы все ветераны, не нашедшие себя на гражданке, могли остаться после СВО в армии, на хорошей, уважаемой работе, а бывшие заключенные — под контролем?
Возможно, для ветеранов нужно создать новые должности типа инструкторов коммандос — наставников с реальным боевым опытом.
Если не дать работу и вообще занятие по душе десяткам тысяч ветеранов, которые не смогут устроиться на гражданке, нас ждут новые «афганцы», но с поправкой, что сегодня ветеранов больше и вернутся они почти все в одно время.
Ну и оставили бы в армии всех желающих и всех бывших заключенных, выпущенных из колоний, если они туда попали за преступления против личности (убийства, изнасилования, истязания, грабеж, разбой и прочее). Воры, карманники — это, может, не так страшно. Убийцы, насильники и грабители с разбойниками нуждаются в контроле.
Обеспечить его может либо водворение назад в колонии, либо армия. Но чтобы успеть в час икс всех взять под контроль, создавать для помилованных рабочие места Минобороны должно уже сейчас.