Русские люди устали от разобщенности: в храмы потянулись даже неверующие
:focal(0.44:0.49):format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzIwMjUwNDE5LWdhZi11MDMtMTA5LmpwZw.webp?w=1920)
На пасхальное богослужение в этом году пришло небывалое число человек. Вокруг выпечки и продажи куличей была необычайная ажитация. Люди словно опрокинулись в религию, причем даже неверующие — чтобы оказаться среди русских и родной культуры. У нас много чужаков, они так агрессивно насаждают свою религию и традиции, что мы устали от разобщенности. Оказалось, только в православном храме сегодня можно увидеть, сколько в России русских, и показать это другим.
Атеист захотел в храм
Мне 40 лет, я не религиозный человек. В детстве и отрочестве была верующей. Крестили, конечно. Под этим же именем.
Когда окончила школу, дала обет: если поступлю в университет, первую стипендию пожертвую храму. И пожертвовала. Принесла в наш кафедральный собор, сунула сложенную пополам стопку купюр в ящик для подаяний — она застряла. С бабушкой-смотрительницей еле-еле пропихнули эти бумажки в ящик. А дома денег не было никаких.
Постилась, была близка к воцерковлению. А потом как-то запал угас, сошел на нет. Вера в Бога ушла. Но осталась любовь к православию как к важной части родной культуры, которую я люблю и знаю.
Я люблю православные храмы, читала религиозную литературу, много времени посвятила изучению феномена старчества. Мне известна, понятна и близка православная этика, я понимаю и люблю религиозное православное искусство.
С недавних пор меня все чаще стало тянуть сходить в храм. Когда путешествую, от посещения православных церквей получаю огромное удовольствие. На эту Пасху я пошла и купила кулич, хотя когда-то сама их пекла. При этом возвращения религиозности в себе не замечаю. Сидела и думала: что же со мной происходит, почему хочу в храм? Только ли тоска по детским воспоминаниям, по знакомым с детства запахам ладана и восковой свечи?
В эту Пасху я поняла, что дело не только в ностальгии.
:format(webp)/aHR0cHM6Ly94bi0tODBhaGNubGhzeGoueG4tLXAxYWkvbWVkaWEvbXVsdGltZWRpYS9tZWRpYWZpbGUvZmlsZS8yMDIzLzA0LzE3L2ZvdG9fa29uc3RhbnRpbl9zZW1lbmV0cy02NDYzLmpwZw.webp?w=1920)
Страх перед чужими
Многие публицисты, писатели, журналисты отметили в 2025 году небывало высокую «явку» в православные храмы на пасхальные службы. Один написал об этом, второй… В комментарии стали приходить люди, обычные граждане. И признаваться, что тоже впервые пришли или вернулись туда после долгого отсутствия. Причем иные прямо говорили, что в Бога не верят, а в церковь пошли с ясной задачей. Даже с тремя.
Первая — посмотреть, сколько на самом деле в России русских. Вторая — ощутить себя в знакомой культуре и осознать ее частью. Третья — показать, сколько в России русских.
Показать кому? Мигрантам, радикальным исламистам и просто агрессивным мамочкам в хиджабах, которые сидят на детских площадках.
:format(webp)/aHR0cHM6Ly94bi0tODBhaGNubGhzeGoueG4tLXAxYWkvbWVkaWEvbXVsdGltZWRpYS9tZWRpYWZpbGUvZmlsZS8yMDE2LzAxLzA3L2ltZ18wMzQ1LXNlcmdlai1idWRhY2hlbmtvdi5qcGc.webp?w=1920)
С самого пасхального утра я читала эти признания и поняла: именно это я тоже чувствую. То же самое!
Вера в Бога ко мне не вернулась, я не верю, что он сидит на небе и нами управляет. Я не верю, что там вообще кто-то есть. Но ощущаю оторванность от родной культуры, от своей среды, своего народа.
На улицах стало слишком много чужаков, которые все чаще ведут себя агрессивно. Они подчеркнуто иначе одеты. Сплоченны, вступаются друг за друга. Ходят группами, всегда на связи с родней и друзьями. Их дети объединяются против наших одиночек. Их диаспоры оплачивают им адвокатов и пытаются откупать от уголовного преследования.
А мы? Мы по-одному. Прибавьте к этому, что мы давно делегировали государству единоличное право на насилие: знаем, что нельзя ударить, убить, даже в ответ. Что нас накажут. А мигранты приехали из стран, где насилие — привилегия не только государства, но и сильного. Сильный? Ну, тогда можешь бить и убивать, ничего не будет. Мы не даем агрессивным мигрантам отпор не потому, что слабые или трусливые, а потому, что мы одни и знаем, что драться нельзя.
Эта Пасха показала, что таких русских, как я, в стране теперь много. Мы ищем горизонтальные связи. Нужно что-то, что объединило бы нас как народ перед усиливающимися чужаками. То, что позволит каждому из русских чувствовать себя частью общего народа с единой культурой, ценностями и традициями. Нам нужна соборность. У таджиков, которые сюда едут, узбеков, азербайджанцев она есть. У нас — нет.
И нет единой внятной идеологии в государстве, которая объединила бы граждан. Все, что государство после перестройки предлагало, не годится для новой объединяющей идеологии.
Нет под ногами почвы, на которой мы все могли бы крепко стоять и видеть друг друга. У нас нет соборности и не предвидится. Все, что у нас есть, — это православие. Церковь оказалась единственной силой, способной не только объединить, но и принять русских.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzIwMjUwNDE5LWdhZi11MDMtMTM5X0MwYldjTzcuanBn.webp?w=1920)
Или церковь, или роботы для обнимания
Мы разобщены, атомизированы. На Западе — так же. Это эволюция западного сознания. Мир одиночек. Комфорт сделал нас такими.
В сытом первом мире выживаемость человека не зависит от крепких связей с семьей, друзьями. Там не надо перехватывать до получки — есть кредиты и нормальная зарплата. Там не надо звать толпу братьев, если тебя обидели, — есть полиция и закон.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80L3BvbGl0c2lqYS1taWdyYW50eS5qcGc.webp?w=1920)
В сытом мире женщина не боится остаться без мужа — она заработает, а с ребенком помогут в госсадике. В западной современной цивилизации, к которой мы уже, безусловно, относимся, человеку не нужен для безопасности человек: ему нужны деньги, полиция, страховка, трудовая инспекция и чтобы все работало. В этом смысле у нас не только русские, но и буряты с якутами — куда более западные и европейские, чем, скажем, сербы или румыны, у которых все еще в странах бардак.
Посмотрите на наши деревни в бедных регионах. Там очень много мигрантов, но с ними нет проблем. Потому что сразу поймают. Но это только там, где местные живут своим кругом.
В новгородской деревне, где я прожила полтора года, таджик напал с ножом на бывшую подругу на глазах ее ребенка. Потом еще лошадь у нее выкрал. Не порезал, обошлось. Лошадь у него тут же нашли. Дела не завели, таджик живет себе спокойно. Это потому, что женщина была приезжей, из Петербурга. Если бы он коренную жительницу обидел, ему бы пришлось из деревни уехать — такие законы.
При этом на той же Новгородчине, но уже в городе Валдае, таджикский подросток пригрозил однокласснице, что зарежет ее за вопрос, зачем он завернулся в школе во флаг Таджикистана. Там без вмешательства общественности защитить девочку не смогли. Потому что город и разобщение.
К естественному разобщению сытого мира добавляются наши собственные факторы: революции, гражданская война, террор, перестройка, приватизация — мы раздробились и удалились друг от друга за десятилетия разногласий.
Факт, что люди потянулись в церковь, я оцениваю как усталость от разобщенности русских. Мы разобщены не только в отношениях с мигрантами. На днях у нас в подъезде в одной из квартир мужчина жестоко избивал женщину и кричал на ребенка. Я хотела вызвать полицию, но не могла понять, в какой же квартире преступник.
Послушала через стены, на балконе, потом вышла на площадку — не поняла. Слышимость такая, что они могли жить где угодно. Я не позвонила: не на деревню же к дедушке вызывать наряд? Вот только я не слышала больше никого, кто бы в нашем подъезде вышел. Никому было не надо!
Смею утверждать, что мы сами устали от атомизированного существования. Идем по тому же пути, что немцы или японцы, которые придумали платных спутников для ужина и роботов для обнимания: людям в одиночестве плохо.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzIwMTkxMTIxLWdhZi11MzktMTY5LmpwZw.webp?w=1920)
А что, если бы…?
Представьте, если бы учащиеся школы, где мигранты избили одноклассника, были прихожанами одного храма, вместе ходили на службы, одни пели бы в хоре, другие прислуживали, встречались бы по воскресеньям на обедне? Я сомневаюсь, что они также испуганно смотрели бы на избиение.
В Тюмени недавно мужчина явно южного происхождения избил нескольких подростков, просто выхватывая их из толпы — в толпе были сотни человек. Взрослому показалось, что дети бросили под колеса его машины бутылку, он остановился, вышел и нескольких побил. Пара человек робко пытались отбить товарищей, но в целом можно сказать, что толпа бездействовала.
Я сама зимой попадала в Тюмени в еще худшую ситуацию: на меня и моего ребенка на катке напал мигрант. Он отнимал у нас огромную фигуру, помощника для катания, материл, а потом, уже на льду, дважды толкнул меня. Никто не вступился. Даже не сделал ему замечание. Мне — 40, дочке — девять. Нас материт чужак, вырывает у дочки пластикового тюленя, потому что его ребенку не досталось, а мы купили первыми. Все сделали вид, будто не заметили.
Мы никто друг другу, мы друг друга не знаем. Поход в церковь — понятный импульс в условиях опасности пойти и найти своих. Буквально прибиться к своим. Попасть в безопасное и понятное пространство, где все — одной с тобой культуры и одних ценностей.
Здесь и ностальгия, и желание видеть свою культуру, и тяга спрятаться за спиной своих, и надежда увидеть готовность своих защищать себя и, соответственно, тебя.
Я к себе прислушалась и поняла — именно за этим мне, неверующей, захотелось пойти в церковь. Больше некуда. Где я еще найду русских людей схожей мне культуры? Они же по домам сидят.
:format(webp)/aHR0cHM6Ly94bi0tODBhaGNubGhzeGoueG4tLXAxYWkvbWVkaWEvbXVsdGltZWRpYS9tZWRpYWZpbGUvZmlsZS8yMDI1LzAzLzI0LzIwMjUwMzE0XzA5MzkzNC5qcGc.webp?w=1920)
О церкви и о тех, кто останется вне своих
Еще поймала себя на том, что хочу влиться в толпу своих и показать, сколько нас. Я с этой целью, кажется, буду и яйца снова красить, и куличи печь. Потому что в России явно забыли, сколько здесь русских.
По трезвым подсчетам, с учетом новых регионов может быть до 85% русского населения. Поход в православную церковь — как способ манифестирования себя и своего народа. Смотрите, мол, мы есть, нас много, с нами пора считаться.
За разговорами о многонациональности позабыли, сколько в России русских. Тем временем в нескольких десятках регионов страны русских — более 90% населения. Есть областные города более чем с 97% русского населения.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzIwMjMwNzI0LWdhZi1yazY4LTAxOC5qcGc.webp?w=1920)
Мы привыкли слышать, будто русские — размытый этнос и русским считается любой, кто себя им ощущает. По-моему, самим русским это надоело и они пошли в церкви, чтобы друг на друга посмотреть.
Готова ли к новой реальности церковь и может ли она дать что-то русским, которые придут в нее не к Богу, а за защитой, родной культурой и соборностью? Посмотрим. Всякое может быть.
Предприимчивые дельцы уже берут обращение людей к храмам в оборот. Пекут куличи за 100 тысяч рублей. Шьют модные аксессуары в виде сумочек для яиц. Впереди большая опасность — крен в обрядовость. Русские могли отрастить в знак объединения бороды, надеть кокошники, но вместо этого взялись печь куличи и красить яйца.
:format(webp)/aHR0cHM6Ly94bi0tODBhaGNubGhzeGoueG4tLXAxYWkvbWVkaWEvbXVsdGltZWRpYS9tZWRpYWZpbGUvZmlsZS8yMDI1LzA0LzIyLzIwMjUwNDE5XzE2MDAyOS5qcGc.webp?w=1920)
Пусть пекут и красят. Пусть воду святую пятилитровыми бутылями тащат. Главное, чтобы их не напугали, не высмеяли. Не то время.
Сегодня, прямо сейчас, в отношениях людей с Церковью происходит что-то куда более важное, тайное, чем было в начале 90-х, когда открылись храмы и люди туда хлынули. Сегодняшнее обращение к религии сродни желанию укрыться в храме: от пожара, от врага. Любой человек при опасности рефлекторно ищет своих. А русский — стало быть, ищет храм. Потому что в пожары, в войну, в нашествие кочевников русские всегда так делали: бежали в каменные храмы.
Идет реконсолидация русских вокруг церкви. Не мешайте им: другой точки для объединения у русских нет.
Куда бежать неверующим, тем, кто, как я, утратил веру в Бога, стал атеистом, — не знаю. Часть таких людей искренне уверует и вольется в общину, а часть переймет обрядовость, будет с радостью крестить лоб, красить яйца, святить куличи и чувствовать спокойствие от пребывания в родной среде.
Если реобъединение русских произойдет вокруг церкви, самыми несчастными и беззащитными останутся те, кто так и не примет религию. В условиях воссоздания соборности они останутся вне общины. Без своих.
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80L3NlcXVlbmNlLTAxMDAtMDAtMDAtMDBzdGlsbDAxMi5qcGc.webp?w=1920)
:focal(0.2:0.69):format(webp)/aHR0cHM6Ly94bi0tODBhaGNubGhzeGoueG4tLXAxYWkvbWVkaWEvbXVsdGltZWRpYS9tZWRpYWZpbGUvZmlsZS8yMDE2LzAyLzAxLzI5OGExNzY0LmpwZw.webp?w=1920)
:focal(0.49:0.59):format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzIwMjIxMDIxLXphYS11MTAxLTAyMS5qcGc.webp?w=1920)
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80L2ltZy0zMjM0LndlYnA.webp?w=1920)
:focal(0.52:0.44):format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzIwMjMxMjI0LWdhZi1yczc0LTAxNi5qcGc.webp?w=1920)
:format(webp)/YXJ0aWNsZXMvaW1hZ2UvMjAyNS80LzE5NzY5MDgwMzMtMC0wLTM0MTUtMTkyMi0xOTIweDAtODAtMC0wLTFiODYwYTVjM2M1MDFlNDNhYjI5NzlkMDcwNzA0MzBmLmpwZw.webp?w=1920)